Ну его в жопу, не хочу об этом думать; по крайней мере, сейчас я опять в реальном мире и хоть чуть-чуть, но владею ситуацией.
Я предусмотрительно прикован наручниками к сержанту Флавелю, ключ от наручников у Макданна; с нами пара крепких парней в штатском, подозреваю, что они вооружены, но все равно я чувствую себя не под таким прессом, как прежде. Сомневаюсь, что я все еще подозреваемый numero ипо;Макданн, по крайней мере, мне верит, а пока и этого вполне достаточно. Несчастные доктор Хэлзил и капитан, а впоследствии майор (в отставке) Лингари очень мне помогли своим таинственным исчезновением. Я стараюсь не думать о том, что мог с ними сделать Энди. А еще больше стараюсь не думать о том, что он может сделать со мной, попадись я ему в руки.
Мы на шоссе М4, на том самом идиотском насыпном участке, где без конца ломаются грузовики; раздается звонок, Макданн берет трубку, слушает, всасывает воздух сквозь зубы, потом говорит:
— Спасибо. — Он кладет трубку и поворачивается ко мне. — Сведения из армейского архива, — говорит он. Снова отворачивается и теперь сидит по ходу движения, глядя на мчащиеся по шоссе машины. — В отеле был убит не Эндрю Гулд.
— А сверили они эти записи с данными в карточке Хоуи? — спрашиваю я.
Макданн кивает:
— Совпадают. Не полностью; с тех пор он еще несколько раз лечил зубы, но они говорят, что уверены на девяносто девять процентов. Карточки были подменены.
Я откидываюсь на спинку сиденья и улыбаюсь; на какое-то время жар у меня в животе сменяет тошноту. Но только на какое-то время.
Макданн звонит по телефону кому-то в тейсайдской полиции и просит их связаться с Гулдами и остановить похороны.
Завтрак на пятерых на высоте 35000 футов, затем вид на Эдинбург с высоты птичьего полета: мрачное величие, чуть подернутое туманом. Мы приземляемся в начале второго и сразу же пересаживаемся в сэндвич с ягуаровым вареньем («ягуар» посередине, а спереди и сзади по «форду» — ха!). «Ягуар» через мост направляется на север, никаких тебе мигалок или сирен, но идем мы — ого-го, хер свидетель — никогда еще так гладенько не ездил на машине; полная свобода — летим под сотню и насрать на скрытый контроль за скоростью, а кто попадается впереди — тут же в жопу куда-то исчезает, словно его и не было; бог ты мой, он сначала тормозит (а иногда начинает вилять — водилу, видать, бросает в холодный пот, а живот со страху готов вывернуться наизнанку), потом безропотно уходит влево и снова тормозит; ей-богу, в жизни не видел, чтобы здоровенная «бээмвуха» пятой серии так быстренько уступала дорогу, словно они все на «2CV». Ну просто класс.
Я беру его за одну ногу, Энди — за другую, и мы волочем его лицом вниз через папоротники к северо-восточному краю холма. Его вельветовые брюки по-прежнему спущены, они скатались у его колен и мешают нам — приходится остановиться, перевернуть его, и, натянув брюки на место, мы застегиваем их на одну пуговицу. Писька у него теперь маленькая, и на ней запеклась кровь. Мы тащим его под деревьями; в другой руке Энди все еще держит сук, которым мы молотили мужика по голове.
Мы оказываемся в густых зарослях под деревьями — среди рододендронов и ежевики. Энди расчищает путь в кустарнике, и мы тащим наш груз дальше под шипами и мягкими ягодами ежевики, под матовыми рододендроновыми листьями в зеленую темень; рюкзак цепляется за ветки, и Энди снимает его и швыряет вперед.
Мы подходим к низенькому цилиндру, выложенному из необтесанных камней, — второй из двух вентиляционных шахт старого железнодорожного тоннеля под горой.
Съехав с магистрали, мы не снижаем скорости; когда едешь на полицейской машине, другие просто ложатся под тебя — пожалуйста, обгоняй. Невероятно. Я почти жалею, что стал журналистом, а не полицейским водилой; ну и шибкая езда. Правда, некоторый соревновательный элемент в таком разе пропадает.
У Джилмертона, где обитали три голубых «Фиата-126», недалеко от перекрестка присел бело-оранжевый «сапфир-косуорт», он приветствует нас, мигая фарами. Другая патрульная машина встречает нас у поворота на Стратспелд.
— Мы здесь что-то вроде знаменитостей, да? — говорю я Макданну.
— Ммм, — все, что он сказал в ответ.
Мы въезжаем в деревню. Я смотрю на наш старый дом; кусты и деревья стали выше. Спутниковая тарелка. С одной стороны — теплица. Я вижу, как мелькают знакомые дома и магазины; мамин старый магазин сувениров (теперь здесь видеомагазин); пивняк «Армз», где я выпил свою первую пинту; старая отцовская мастерская — еще работает. Еще одна полицейская машина стоит на лужайке.
— Гулды будут дома? — спрашиваю я.
Макданн качает головой:
— Они в отеле, который мы сейчас проехали.
Немного легче. Вряд ли я бы нашел, что им сейчас сказать. Привет, хорошие новости: я не убивал вашего сына, и вообще он жив, но есть и плохая новость: он серийный убийца.
Пять минут спустя мы в доме.
Гравиевая подъездная дорожка напоминает автомобильную парковку на съезде полицейских чинов. Макданн открывает дверцу «ягуара», и я слышу рокот мотора в воздухе, закидываю голову — мать моя, высоко над кронами деревьев в ярком небе парит вертолет, ну ни хера себе.
Макданн останавливается на ступеньках перед парадной дверью и разговаривает с каким-то высоким полицейским чином в форме. Я оглядываю знакомое место; оконные наличники недавно покрашены, цветочные клумбы выглядят несколько запущенными. Все остальное без изменений; последний раз я был здесь неделю спустя после похорон Клер, и тогда у дома был такой же плохо вымытый вид.